Квазимодо потрогал изуродованную щеку. Когда делаешь это тысячи раз, пальцы начинают чувствовать малейшие изменения. Щели в плоти чуть сузились. Док Дуллитл предупреждал, что так и будет, главное, не забывать регулярно протирать рожу микстурой. Тоже развлечение – умывать морду травяным отваром из заветной баклажки так, чтобы никто не заметил. Засмеют ведь. Да, шрамы на лице чуть-чуть смягчатся, но зато настоящая борода никогда не вырастет. Док предупредил, что повреждены какие-то «луковицы». Удивительно, конечно, что волосы растут, как какой-нибудь чеснок, но теперь придется всю оставшуюся жизнь брить здоровую щеку. Слава богам, пока еще щетина не растет.
Вор снова с тоской подумал о рыжей и поспешно перевел мысли на другое. Видеть лиску в нескольких шагах, но не позволять себе обхватить тонкую талию, уткнуть испорченное лицо в ее шею и на миг забыть о своем одноглазии и обо всем на свете – вот какие муки ты себе отыскал. Нет, смотреть на нее со щенячьей тоской никак нельзя. Рыжей не легче, чем тебе – и по ночам ей одиноко, и вообще за время пути она, кажется, всего два раза смогла перекинуться в свое второе состояние. Да и то изменилась на несколько мгновений. Бедненькая – ни побегать, ни на луну тявкнуть. О тепленькой птичке или кролике и говорить нечего.
Да, в здешних местах другие охотники. Мысли вора вернулись к ночи нападения на лагерь. Кто же все-таки эти худые существа? Гребцы поудивлялись и забыли, а Квазимодо со скуки все раздумывал – что за народ такой ночной, людоедский-ненормальный? Мяса на костях почти нет, рожи как у болванов деревянных. Зубы-пластинки, руки четырехпалые. Да и кому из людей придет в голову выгрызать печень из только что поверженного противника? В ту ночь отряд Хара потерял троих. Двое – хорошо знакомые Ныру и Квазимодо соседи по страже. Видать, продолжали болтать на посту, да не расслышали приближение своей смерти. Да и что услышишь? Двигаются «дикари» настолько бесшумно, что и когда видишь движение, глазам своим не веришь. Один из гребцов, спавший у другого края лагеря, тоже не проснулся. Как же этих троих умертвили? Не ножей, ни другого оружия у ночных охотников за теплой печенью не было. Ныр сказал, что и думать над такими вещами не желает – главное, чтобы собственная печень на месте осталась. А Квазимодо думал – ведь об этих тощих людоедах раньше и полслова не слышал. Появилось глупое желание записать невиданный случай. Бумага есть, свинцовый карандаш тоже – док Дуллитл подарил. Но одноглазый дурак, царапающий по бумаге, – зрелище не для гребцов. Не стоит провоцировать речников на недостойные шутки. Хотя описание такого случая немалых денег должно весить, если знать, кому его предложить. Лорд-командор за такие сведения платит аккуратно, да и лорд Дагда денежек бы не пожалел. Если его такие вещи, несмотря на слабость здоровья, еще интересуют. Эти ночные любители печени и в коллекцию покойной леди Атры вполне бы сгодились.
Квазимодо поморщился – что за мысли в голову лезут? Все безделье да воздержание виновато.
Теа все полировала ногти. Даже головы не поднимает. И правильно. Пока леди – никаких вопросов у окружающих не возникает. Ведь леди благородные они для нормальных людей не более понятны, чем голые пожиратели печенки. Даже Хара, человек ловкий и повидавший, не стал в голову брать, каким таким образом рыжая девица с барки во тьме врага разглядеть умудрилась. Про нюх-то лисий никто не знает. И про беспокойство о друзьях на берегу. А так что удивительного, блажь господская – не спалось, стояла у борта, узрела убийцу. Вот что из лука хищника уложила – действительно фокус. Ну, этих подруг бандитских кто знает – небось не одна невинная жизнь на совести имеется.
Путь до обжитых мест занял двадцать два дня. Сначала с барки заметили торчащий на холме остов сожженной сторожевой башни, потом судно прошло мимо хутора, обнесенного земляной стеной. Вскоре показался поселок, стоящий у впадающего в реку вздувшегося от бесконечных ливней ручья.
Теа срочно потребовала высадки. Принимая оставшуюся часть платы за проезд, купец неуверенно поинтересовался: не лучше ли молодой леди высадиться в самом поселке?
– Нас будут ждать, – веско заявила рыжая, глядя поверх головы купца.
Теа, подоткнув подол платья, сводила лошадей по сходням, скинутым прямо в воду мелководья. Квазимодо, стоя по колено в воде, ловил швыряемые Ныром мешки, перебрасывал дальше, на покрытый чуть подсохшей грязью берег. Гребцы, сгрудившиеся у борта, отпускали едкие замечания. Квазимодо на насмешки не обращал внимания, ему хотелось визжать от радости. Скученное путешествие надоело до безумия.
Ведя в поводу лошадей, трое путников пошли прочь от реки. Барка, издали похожая на низкое нелепое корыто, медленно удалялась по течению. Об окончании изматывающе скучного речного путешествия не жалел никто.
Едва поднявшись за прибрежный холм, Теа бросила повод, вывалила из мешка любимую походную одежду и, не обращая внимания на мужчин, принялась с ненавистью сдирать надоевшее платье.
– Ныр, может, поищешь место для лагеря? – пробормотал вор.
– Уже ищу. Только вы, того… не долго. А то я сам поужинаю. – Фуа тряхнул связкой свежей рыбы и бодро повел свою лошадь вверх по склону.
Квазимодо не стал смотреть ему вслед. Теа замедлила процесс переодевания и обернулась к возлюбленному.
– Теа… – пробормотал вор.
Худая рука девушки метнулась к нему, вцепилась в волосы на затылке. Квазимодо оказался рядом с ней. Маленькая твердая грудь уперлась в его грудь, полные мерцающих искр глаза алчно всматривались в покрытое шрамами лицо.