– Ой, не могу! От леди Катрин? Ты, блин, ее, наверное, и саму знаешь? Такая маленькая, хорошенькая, черненькая, с мушечкой на левой щеке?
– Имел честь быть знакомым. Только насчет мушечки вы запамятовали, господин Лер. Ни на левой, ни на правой щеке не имеется. И вообще леди светлая, повыше вас ростом будет, и хорошенькой ее не назовешь – весьма красивая леди. Да, весьма – не хуже ланон-ши.
– Стоп! – заорал господин Лер так, что с интересом слушавший разговор десятник Ворона чуть перо не выронил. – Ты ведь их и точно знаешь! И что, она сейчас на юге?
– Была, но с тех пор, как я видел леди в последний раз, миновало немало времени. А господин Лер, видимо, родственник леди Катрин?
– Точно! Родственник. Дальний, правда. Как догадался?
– Обороты речи у вас схожи. «Блин» и это «…». Слово «оф-фигительно», наверное, тоже знаете?
– Офигительно?! Точно, знаю! – Бородач захохотал. – Блин, а я все думаю – что-то мне твое имя знакомо. Квазимодо – ой, сейчас сдохну. Это же этот… Дюма, нет, Золя? Нет – Гюга?
– Гюго. – Вор ухмыльнулся. – Имел счастье слышать сию трагическую историю в пересказе лично самой леди Катрин.
– Эх, Катерина, канула непонятно куда. Ну да ладно – такие, как она, не пропадают. – Бородач решительно захлопнул растрепанную книгу. – Горный союз к вам, господин Квазимодо, никаких финансовых претензий не имеет. Хватит – сезон и так прибыльным был. Ты как? – осведомился горец у товарища по таможне.
Десятник пожал плечами:
– Что мы, крохоборы какие? Про пошлину забудем. Но парню придется через Тинтадж ехать. Сам понимаешь – свежие новости с Юга. Я должен непременно доложить и купца сопроводить, иначе с меня голову снимут.
– Все! Идем ужинать. – Господин Лер выбрался из-за стола, хлопнул по плечу озадаченного Квазимодо. – Не печалься, Гюго, через столицу крюк не велик, а с охраной и кормом для лошадей тебе помогут…
Выбраться из Ивовой долины удалось только через два дня. Квазимодо чувствовал себя не совсем здоровым – во-первых, першило горло от бесконечной болтовни, во-вторых, от такого количества пусть и очень хорошего джина не только горло болеть будет. Вообще-то гостеприимство пограничных служак превосходило все разумные пределы. Ныр с двумя горцами чуть не утонул на реке, демонстрируя, как по-настоящему ловят рыбу. Теа успела заехать в морду какому-то чересчур перебравшему джина поклоннику, а Бат со своими новыми, склонными к работе даже в нетрезвом виде корешами пытался спалить кузницу.
Выбрались, слава богам. Квазимодо трясся в седле, мучался головной болью. Ныру, лежащему на повозке, было еще хуже. Теа с утра отказывалась разговаривать. Бат, наоборот, не умолкал. От его «ну да, ну да» гудело в голове. Не нужно было возчику, как называл это толстобрюхий Лер, поутру «опохмеляться». Отряд пополнил свои ряды – повозки теперь сопровождали четверо воинов Ворона. Им тоже было хреново.
Сквозь отвратительное жужжание в голове вор пытался думать – хорошо или плохо, что их теперь сопровождают? Лер и его друг-десятник клялись, что это не конвой – наоборот, почетный эскорт, охрана, друзья, проводники и вообще почти родственники. Квазимодо был склонен поверить. Четверо бойцов вели себя дружелюбно, насколько могли в своем болезненном состоянии. Вообще-то сейчас их могла бы повязать и одна Теа. Бедняги, наверное, и не возражали бы. Всем путникам хотелось лежать и ни о чем не думать. Жуткая смесь – скучная военная служба и джин в неограниченных количествах.
Уйти можно в любой момент. Но стоит ли начинать жизнь в северных землях с незаконных действий? В конце концов, через Тинтадж дорога действительно спокойнее и ненамного длиннее. Тем более пути напрямую к лежащей далеко к востоку от центра земель Медвежьей долине никто толком не знал. Придется посмотреть столицу вороньего королевства.
Ехали быстро. По утрам дорогу сковывал легкий морозец, колеса весело тарахтели по твердой грязи. Воины охраны много рассказывали о последних событиях на Севере. Квазимодо охотно впитывал информацию, рассказывал сам о дивном южном походе Флота. Оттаявшая Теа поражала солдат рассказами о неистовых океанских штормах. У сухопутной лиски описания жестокостей бурной стихии выходили почему-то чрезвычайно живописными, особенно если учесть, что половину пути рассказчица просидела в тесной коморке и мало что оттуда видела.
Путь отряда лежал сквозь прозрачные рощи с облетевшей листвой и бурые осенние холмы. Потом начались леса с разлапистыми соснами и елями, с кустами осыпанного яркими ягодами шиповника, с рябинами, опустившими ветви под тяжестью багряных кистей. Ныр интересовался всем, что попадалось на глаза. Квазимодо отрекомендовал отставного ныряльщика как южного «серого», и воины наперебой объясняли ночному проводнику особенности местной жизни и многочисленных здешних опасностей. Ночью все преспокойно спали – солдаты, успокоенные близостью необычного перепончатого стража, а сам Ныр дрых, надеясь, с куда большими основаниями, на чуткую лиску.
Квазимодо подолгу просиживал с женой, потом Теа отправлялась вынюхивать новый мир. Ей хотелось гулять, но вор просил не уходить надолго. Лиска неохотно слушалась. Рассказы вояк о жестоких обитателях лесной чащи производили впечатление и на нее. Но нос и глаза успокаивали – мир, полный можжевелового запаха, мышиной возни, воя волков и шорохов дубовиков и гилли казался своим и понятным.
В одну из ночей лиска сказала Полумордому:
– Там, в горах, когда я была у Менти, она показала, что встречала таких, как я. И давно, и не очень давно. Она показала, что раньше мы жили здесь, где часто бывает снег.