– Обязательно. Только ты у нас по воде главный. Так что в следующий раз, когда сматываться будем, ты должен уже в лодке сидеть и мне свою лапу лягушачью протягивать.
Фуа хмыкнул:
– Я постараюсь. Слушай, Ква, а я в это чудище почему не попал? Я ведь целился правильно. Да и рядом было.
– Ты попал. Только этот морок, похоже, только огня боится.
– А кто это такой был?
– Я почем знаю? Это вас, дарков, спрашивать нужно. Тварь-то из ваших.
– Это я-то дарк? – возмутился ныряльщик. – Да у нас на островах, кроме моргенов, ногглов и селков никто из ночных и не водится. Это вы, люди всегда с дарками в игры играете. Ты вот зачем с ним разговаривал? У него ни переда, ни зада нет. Чем он, по-твоему, с тобой разговаривать должен?
– Да мне все равно чем. Леди Катрин всегда сначала договориться старалась, а уж потом рубиться.
– Ну и как, получалось? – полюбопытствовал фуа.
– Иногда. Нынче разве кого нормального найдешь? Любят все железом помахать, клыками поклацать, прямо спасу никакого нет. Культуры и искренности народу не хватает, – печально известил вор, – все как сговорились, вонючки недоношенные…
Все вещи оказались лежащими на месте. Только котелок оказался сплющен едва ли не в лепешку. Квазимодо посмотрел на свет – вроде не прохудился.
Вор таскал вещи в лодку. Ныряльщик их укладывал. Сидя в лодке, фуа, как ни странно, почувствовал себя гораздо лучше.
– Ну что, поплыли?
Квазимодо, стоя по колено в воде, осматривал поляну, где они прожили почти пятнадцать дней. Не так уж и плохо было. Сами себе хозяева, да и пожрать всегда было чего.
– Любуешься? – пробурчал фуа. – А я, между прочим, в здешних местах чуть три раза не погиб.
– «Чуть» не считается. Куда бы мы ни поплыли, найдется место, где умрем по-настоящему.
– Предлагаешь не искать неизвестности и дождаться этого смутного ночного?
– Нет уж, – сказал Квазимодо, забираясь в лодку, – этого ночного уже знаем. Еще раз – неинтересно.
Лодка поднималась по течению. Гребли друзья не торопясь, никто не подгонял, но все равно свободная лодка двигалась быстро. На ходу фуа умудрялся ловить рыбу. Грубая снасть, с которой так мучился Квазимодо, ныряльщику ничуть не мешала. Готовили добычу на коротких стоянках. Жаренная на вертеле или запеченная в листьях рыба получалась великолепной – в приготовлении таких блюд Ныр не знал себе равных. Правда, для достойного гастрономического эффекта Квазимодо приходилось лазить по прибрежным кустам, отыскивая нужные листья и коренья. Фуа, невзирая на искалеченную ногу, перестал быть запуганной человеко-лягушкой, и теперь вполне мог покомандовать товарищем. Квазимодо не спорил, в делах, связанных с рыбной ловлей, ныряльщик разбирался куда лучше. В решении всех остальных проблем непререкаемым авторитетом оставался сам вор.
– Да, интересная мы компания, – сказал Квазимодо, без спешки отделяя поджаренную кожицу от белой мякоти. – Я одноглазый, ты пока одноногий. Кто встретит – оборжется. Нам еще безрукого слепого колдуна не хватает и девки-жонглерки. Могли бы представления давать.
– Я уже могу ступать на ногу, – возразил фуа, насаживая на деревянный вертел новую рыбу.
– Жаль. Тогда тебя придется девкой-жонглеркой переодеть. Иначе денег не заработаешь.
– Отличная мысль. Может, мне начать тренироваться? Например, регулярно метать ножи в сильно умных и красивых жуликов?
– Ладно-ладно. Ты пока ногу свою перепончатую тренируй. Гордый да заносчивый ты, Ныр, стал, прямо страх. Ты, случаем, не принцем там, на своих островах, был?
– Сам ты принц.
– Понятно. Ну, если мы не лорды благородные, то неплохо бы помнить, что лучше себя не выпячивать. Людям ни тебя, ни меня любить не за что. Они и не будут.
– Я знаю. – Фуа пристроил вертел над углями. – Может, мне не стоит людям показываться? Попадется жилье, ты зайдешь в деревню, разведаешь, что там, а я подожду у реки, лодку посторожу.
– Нет, так не пойдет. Если ты не собираешься к себе на острова возвращаться, то нужно приспосабливаться к людям. Так, одному, прожить трудно.
– Толку с твоих людей. Чем они помогут? Только по ребрам надают да жабой обзовут.
– Что да, то да, – согласился Квазимодо. – Не стоит ждать милости от людей. Взять эту самую их милость – вот наша задача. Люди – это не только пинки да блевотина трактирная. Это еще и денежки, и одежда новая, и оружие подходящее. Бабы, в конце концов. Ты ведь, Ныр, когда-то и жениться надумаешь.
– Я?! На человечьей бабе?! Меня с них воротит. Я тебе уже говорил.
– Ну, красоток с перепонками для тебя найти трудновато. Хочешь, не хочешь – придется с женщинами попробовать. Вдруг когда-нибудь наследников захочешь. Или вы там у себя икру мечете?
Квазимодо увернулся от шлепка потрошеной рыбой по затылку, сочувственно вздохнул:
– Я и говорю, как такому горячему парню без бабенки обходиться?
– Заткнулся бы ты насчет баб, – раздраженно пробормотал фуа. – Самому тебе жениться нужно.
– Вот найду одноглазую обезьяну – тогда сразу посватаюсь.
– Что ты со своей рожей и глазом так носишься? Не такой уж ты и страшный, если присмотреться.
– Ну да – если с этой стороны смотреть. – Вор шлепнул себя по здоровой стороне лица. – Довольно трудно трахать бабу, держась исключительно слева от нее. Я еще не научился. Впрочем, какая спешка? Я еще юный.
– А сколько тебе лет? – с любопытством спросил фуа.
– Шестнадцать вроде.
Ныряльщик сел прямо. На его лице отразилось явное изумление.
– Я думал, ты куда старше.
Квазимодо улыбнулся:
– Нет, мне еще шестнадцать лет, у меня еще имеется один глаз и уйма планов на будущее. Правда, все они почему-то пока нечеткие.