Дезертир флота - Страница 47

Фуа поерзал, удобнее вытягивая больную ногу, и грустно пробормотал:

– А у меня вообще нет никаких планов.

– Ничего, доберемся до людей, и станет все понятно. Главное – разузнать обстановку. А там решим, что делать. Тебя не удивляет, что мы за столько дней не встретили ни одного человека?

Ныряльщик пожал плечами:

– Меня удивляет, почему мы не встретили ни одной лодки или плота. Река удобна для судоходства.

– Думаешь, людей не пугают аванки?

– Мы только одного встретили. На море тоже плавать небезопасно. Разве купцов это останавливает?

– Да, жадность куда только не заведет, – согласился Квазимодо. – Доедаем рыбу, пока на запах никто не пожаловал, и спать.

Во второй половине дня лодка подошла к порогам. Сотни маленьких каменных островков торчали из-под воды. Течение стало почти непреодолимым. Лодка с трудом продвигалась вперед. Квазимодо несколько раз предлагал повернуть к берегу, но фуа упрямо гнал маленькое суденышко вперед. Бурлила и звенела пенная вода. Ныряльщик каким-то чудом находил путь. Лодка вертелась среди каменных мокрых спин, но медленно продвигалась вперед. Квазимодо уже давно перестал что-либо предлагать, только, повинуясь командам, яростно работал веслом. Спина трещала от напряжения.

Когда вор почувствовал, что больше не может и сейчас выпустит весло, лодка выбралась на чистую, относительно спокойную воду. Подчиняясь голосу товарища, Квазимодо из последних сил греб к берегу. Они вошли в небольшую тихую заводь. Днище лодки заскрипело по покрытому мелкой галькой дну. Вор выбрался на берег, машинально закрепил лодку и плюхнулся на теплый валун. Фуа ковылял по мелководью, вынимая из лодки оружие.

– Никогда не загоняй меня в такое место, – пробормотал Квазимодо. – Я чуть не сдох среди этих перекатов. Как мы не перевернулись?

– Да, было здорово, – согласился ныряльщик.

Квазимодо сплюнул:

– Управляешь лодкой ты, конечно, замечательно. Но, ради всех богов, зачем мы полезли в эти камни? Так рисковать стоит, только если спасаешь собственную шкуру.

– А я и спасал. Ты видел, какие берега? Если бы мне пришлось лезть по таким кручам с костылем, я бы точно свернул себе шею.

Квазимодо покачал головой и вытянулся на камне. Берега у перекатов вор толком рассмотреть не успел. Да и спорить теперь бессмысленно. Мускулы ныли, даже руку поднять не оставалось сил.

Впереди лежала гладь просторного озера. Вода изменила цвет – стала светлой, мягко-зеленоватой. Берега широко расходились. Левый – высокий, скалистый. Правый, поросший лесом, выбрасывал в озеро узкие щупальца-мысы. Над озером плыли медлительные легкие облака.

– Я хочу нырнуть. Мне нужно попробовать, – сказал фуа.

– Пробуй, – согласился Квазимодо. – Мы такие мокрые и затраханные, что твоей ноге хуже не станет.

Обессиленно валяясь на камнях, вор смотрел, как ныряльщик хромает к воде. На фуа не осталось ничего, кроме ремня с ножом. Он был худым и хрупким, как скелет ребенка. Обтянутая свежей розовой кожей голень выглядела жутковато. «Хорошо, что нога не морда – можно штаны натянуть», – подумал Квазимодо.

Фуа с трудом забрался в воду и исчез. Квазимодо повалялся еще, потом стянул с себя рубашку, вошел в воду и умылся. Вода казалась гораздо прохладнее, чем рыжая глинистая смесь в реке ниже по течению.

Морщась от боли в спине, вор принялся обустраивать лагерь. Плыть сегодня дальше не оставалось никаких сил.

Квазимодо уже набрал груду выброшенных водой сучьев, а ныряльщика все не было. «Большим свинством будет с его стороны утопнуть, когда у меня все так болит», – подумал вор, кряхтя, нагибаясь и зачерпывая воды. В десяти шагах от берега появилась голова фуа. Квазимодо едва не схватился за кукри – искаженное лицо фуа было неузнаваемо. Ныряльщик двигался с трудом. В правой его руке дергался и бил хвостом большой пятнистый окунь. Квазимодо протянул руку, чтобы помочь. Фуа яростно отпихнул предложенную руку, шатаясь, выбрался на берег и повалился на камень. Квазимодо молча подобрал прыгающего по гальке окуня и пошел разжигать костер.

– Я никогда не смогу плавать, – пробормотал фуа. Его когтистые пальцы вздрагивали, с трудом удерживая кусок подсоленной рыбы.

– По-моему, ты только что и плавал, и нырял, – сказал Квазимодо, очищая нож.

– Ты не понимаешь. Я ныряю хуже драной медузы.

– Но уж, во всяком случае, лучше меня. И видишь ты лучше меня, и морда у тебя нормальная. И вообще перестань хныкать. Сам виноват – какого хрена полез в воду, когда нога не зажила окончательно? Рыбу выловил – будь доволен. А нога у тебя еще не скоро в норму придет. Давай жри.

Фуа впился в кусок своими мелкими острыми зубами. Хрустя сочной рыбьей мякотью, едва слышно пробормотал:

– Это никогда не пройдет. Нога как железо. Меня начинает крутить на глубине. Я никогда не стану прежним.

– Ну и прекрасно, – пробурчал Квазимодо. – Меньше будешь бултыхаться. Что там, на глубине, интересного, кроме рыбы? На суше куда веселее. И вообще мне без тебя скучно будет…

Утро выдалось лучезарным. Сияло солнце, блестела вода, расходились широкие круги от играющей рыбы. Квазимодо казалось, что он попал в какой-то совсем другой мир. Кругом все дышало безмятежностью и покоем. Вор попробовал себя уговорить, что все это лишь опасная иллюзия. В озере наверняка водились коварные навы, а возможно, в глубинах таились и чудовища поопаснее и нав, и аванков. Все равно не верилось – утро оставалось чудесным.

Друзья наскоро перекусили остатками рыбы и спустили лодку на воду. Без особых обсуждений решили двигаться вдоль правого берега. Левый – голый и скалистый – выглядел непривлекательно.